Кто главный в цифровом тереме: право на город и большие данные

Этим текстом мы открываем серию материалов о том, что что такое цифровые права (Digital Rights). Отличаются ли они от других прав? Как их соблюдают или нарушают государства, корпорации и мы с вами? Подразумевает ли запись встречи в зуме нарушение тайны переписки? Есть ли у каждого человека на Земле право на доступ к интернету? Можем ли мы не пользоваться «умными» устройствами и не платить в метро лицом, если мы не хотим? Как всегда, у нас много вопросов. Авторы этой серии будут искать ответы на самые неочевидные из них.

•

Общее самоуправление

Из эссе «Город наш! (Если мы сами так решим)» становится ясна генеалогия названия сборника «Наши цифровые права на город». «Право на город» в том значении, в котором его задумал социолог-неомарксист Анри Лефевр в своей одноименной книге в 1968 году, — вовсе не дополнительное право в списке прочих, обеспеченных нам государством. Напротив, это радикальная идея, рожденная во Франции 1960-х годов, и тесно связанная с понятием autogestion généralisée (фр. общее самоуправление). Слово "Autogestion" (самоуправление) изначально отсылало к требованию рабочих: они хотели получить операционный контроль над фабриками. Рабочие не просто боролись за более выгодные и человечные условия труда; они желали избавиться от владельцев и руководителей производств. Концепция autogestion généralisée продвигала самоуправление во всех сферах жизни и подразумевала радикальный отказ от модели централизованного управления городом (и государством), от чиновничьего института как такового. В частности, предполагалось, что студенты и преподаватели будут управлять университетами, не прибегая к помощи административных кадров.

Соответственно, по Лефевру, горожане должны были взять на себя управление всеми аспектами жизни в городе и, например, отказаться от административных и коммунальных служб. Это отнюдь не утопия, а предложение начать новый проект и постоянно его развивать.

Вместо того чтобы надеяться на некое завершенное идеальное будущее, революционеры 60-х считали, что необходимо создавать город самим.

В контексте информационных прав на город эта идея будет воплощена в борьбе за право на доступ к информации, которая позволила бы людям принимать самостоятельные и осознанные решения о том месте, где они живут. Самоуправление в цифровой среде фактически означает, что горожане сами производят информацию и распоряжаются ей.

Реальный пример того, как это может выглядеть, можно найти в Индии. Местные власти зачастую просто игнорируют неформальные поселения и не обслуживают их. Поэтому люди в таких районах нередко сами инициируют перепись населения, составляют карты и собирают другую потенциально полезную информацию о своем месте обитания. Так, жители получают навыки самоуправления и становятся активными политическими агентами, которые совместно принимают решения о своем месте обитания.

Похожая ситуация сложилась и в Лос-Анджелесе, где местные жители скоординировались и собрали информацию о неприемлемом поведении и преступлениях полицейских — жестокости, домогательствах и расизме.

В обоих случаях важно отметить, что дело — не столько в собранных данных, сколько в самом акте их создания. Горожанам нужен не просто доступ к существующей информации, а возможность выбирать, какие именно сведения им необходимы для управления городом.

Доступ запрещен

Эссе «Доступ запрещен» фокусируется на трех техно-политических трендах и предлагает зарисовки будущего на их пересечении. Эти дистопичные сценарии предлагают нам задуматься о том, что нужно сделать, чтобы не стать их героями.

1. Всепоглощающая «смартизация» городов. Она подразумевает создание плотной сети сенсоров для постоянного сканирования городской среды и централизованного контроля за городскими процессами через интернет вещей.
2. Охота на данные: сбор информации любыми способами и обо всем, что реально добыть, встраивается в культуру организаций и институций на самом глубоком уровне.
3. Скоринговые системы, построенные на основе собранных о нас данных, которые затем были разделены на категории и классы. Скоринг используется, чтобы определить, кому и на каких условиях предоставить доступ к кредитам, работе и жилью.

На пересечении этих трех трендов рождается несколько зарисовок возможного будущего. Например, представим, что все здания подключены к системе электронных ключей, которая, в свою очередь, связана с социальным профилем человека. Доступ в здание можно получить только после проверки статуса пользователя. Легко вообразить, как в один прекрасный день ты обнаруживаешь себя на пороге собственного дома — и не можешь попасть внутрь, потому что система считает, что ты в чем-то провинился.

Изначально подобные технологии были придуманы для того, чтобы ограничивать доступ в жилые здания преступникам и подозрительным лицам. Однако системы централизованного контроля также могут стать инструментом опрессии и стратификации общества.

Из-за непрозрачности алгоритмов скоринга почти невозможно узнать, как, когда и почему чей-то личный цифровой след показался системе подозрительным. Впрочем, даже если правила оценивания социального профиля известны, скоринг все равно превращается в инструмент контроля поведения горожан, где право на доступ к услугам и сервисам становится средством «дрессировки».

Дэвид Харви пишет, что право на город касается не только доступа к городским ресурсам, но также возможности изменять город, и как следствие, общество, живущее в нем. Сейчас, когда город обрастает цифровыми наслоениями, можно сказать, что мы создаем данные, а данные, в свою очередь, создают нас. Кажется, это вполне веская причина для участия в городском самоуправлении, а также для защиты своих прав от посягательств IT-корпораций и власти.

Карты: между фактом и политикой

С одной стороны, карты имеют сугубо прагматичную функцию: с их помощью можно найти самый короткий путь до продуктового или выяснить, где именно находится Гватемала. В то же время, карты политичны по своей природе: они формируют нашу картину мира как пространства, разделенного линиями на отдельные территории — каждая со своими законами, режимами и населением. Это два разных способа понимания карт, и мы принимаем оба, даже если они вступают в конфликт. Какими бы ни были ваши политические взгляды, вы, скорее всего, предпочтете чтобы пилот самолета воспользовался картой, основанной на научном знании.

Как бы нам ни хотелось провести четкую границу между научным и политическим, карты ее размывают и существуют в серой зоне.

С 17 века, когда государства появились в том виде, в каком мы их знаем сегодня, карты ассоциируются с государственной властью. Они были инструментами контроля и завоевания. С развитием цифровых технологий карты превратились в сложный сервис — получили новый интерфейс, пользовательские геотеги, фотографии, панорамы. Сегодня поставщик и производитель карт — не государство, а корпорации — такие как Google. Значит ли это, что частные компании теперь ответственны за формирование нашей картины мира? Можем ли мы оспорить то, как в Google составили карту и как корпорация видит мир?

В эссе «Иерусалим на карте» описаны сложности, с которыми мы сталкиваемся, когда рассматриваем карту одновременно как политический инструмент и сервис. С соглашения, подписанного в Осло в 1993 году, начался процесс урегулирования израильско-палестинского конфликта, но вопрос о том, кому принадлежит Иерусалим, не разрешен до сих пор. И Израиль, и Палестина считают весь город своей территорией, международного консенсуса на этот счет нет. При этом фактически город разделен на Западный и Восточный Иерусалим.

На картах Google в справочной информации написано: «Иерусалим — город в Западной Азии, расположенный на плато в Иудейских горах между Средиземным и Мертвым морем». Закрепленная там же статья из Википедии, утверждает, что Иерусалим — это столица Израиля. Таким образом Google перекладывает ответственность на Википедию и формально занимает нейтральную позицию. Язык топонимов на Google-картах меняется в зависимости от домена, и в арабской версии все названия — на арабском. Однако по большей части это транслитерация с иврита, а не те названия, которые используют палестинцы.

Альтернатива Google-картам — OpenStreetMap (OSM), сервис, в котором информацию на карту наносят сами пользователи. В OSM дают возможность сообществам самостоятельно решать конфликты. Главное правило — в случае разногласий решающее значение имеет ситуация «на земле». Поэтому приоритет при определении конкретного участка карты — в руках у местного сообщества, физически находящегося на данной территории. Со стороны может показаться, что это справедливый подход. Но, во-первых, израильское сообщество OSM значительно превосходит палестинское по численности. Во-вторых, «создание фактов на земле» — такова стратегия Израиля, согласно которой государство и сами израильтяне стремятся создать поселения на территории Восточного Иерусалима, таким образом обозначая свое право на нее. В отличие от Google, OSM отображает все географические названия на «местном» языке, и «область иврита» не ограничивается линией перемирия, граница Израиля отодвигается на несколько километров.

Мы видим, что у этих сервисов разные подходы к производству карт, но ни один из полученных Иерусалимов не отражает позицию палестинцев. Вероятно, такой карты, которая подошла бы обеим сторонам, просто не существует. Израильтяне и палестинцы зачастую даже между собой расходятся во мнении о том, как следует отображать «их» город.

Несмотря на то что цифровые карты позволяют создавать неограниченное количество Иерусалимов, не все карты имеют равный вес, поэтому такая возможность не гарантирует более честной политической репрезентации.

Так что споры и конфликты физического мира зачастую переходят в цифровое пространство, и не важно, кем оно создано — IT-корпорациями или сообществами энтузиастов. Карты всегда политичны, даже если собраны из открытых данных.

Права цифровых трудящихся

Эссе «Цифровые трудящиеся в городах, объединяйтесь!» продолжает тему цифровых карт, но переосмысляет роль пользователей. По мысли автора текста, когда мы предоставляем свои данные компании, то фактически становимся со-создателями сервиса. Это контринтуитивная идея, ведь мы привыкли видеть себя потребителями контента. Двигаясь по городу, регистрируя геолокации, добавляя фото и отзывы, мы работаем на платформы — выполняем «цифровой труд».

Наши геоданные, то есть то, как мы передвигаемся по городу и что мы там делаем, превращаются в ценный товар для компаний, который перепродается через таргетированную рекламу. Сложно назвать стоимость нашего труда и данных, но можно понять, насколько они ценны, посмотрев на капитализацию компаний, собирающих такого рода информацию. Например, в 2013 году Google приобрел навигационную платформу Waze за 1,3 миллиарда долларов. Для бесплатного приложения — это внушительная сумма, и она в значительной мере обусловлена трудом пользователей, потому что именно от их количества и активности зависит капитализация цифровых платформ.

Понятие «цифрового труда» затрагивает вопросы о политике и политэкономии в цифровизированном городе. В контексте цифровых прав на город это означает, что платформы должны задуматься о более демократичном и справедливом распределении прибыли, которую они получают за счет пользовательской активности.

Сегодня мы видим попытки создать новые профсоюзы: Facebook Users Union был основан еще в 2010-м, а в 2018 году в Амстердаме появился профсоюз производителей данных. Однако пока никакого результата, помимо кричащих статей в медиа, это не дало. Возможно, нам стоит искать альтернативные формы коллективного действия. В прошлом вопрос распределения прибыли движения рабочих решали, предлагая соответствующие налоговые реформы. Это сложный и долгий процесс, но выдвигать подобные требования необходимо, если мы хотим справедливого отношения к своему цифровому труду, приносящему миллиарды долларов технологическим корпорациям.

Платить дважды

Тот же вопрос — о монетизации и владении данными — поднимается в эссе «Аренда, датафикация и автоматизированный арендодатель». Только здесь идет речь о платформах для аренды жилья.

Компания WaypointsTM занимается автоматизацией аренды и геймифицирует «хорошее поведение» жильцов. Характеристики хорошего поведения определяет арендодатель, а пользователей подталкивают на неудобные долгосрочные контракты, в течении которых поднимается арендная плата.

На основе данных о поведении пользователей инвест-компании, девелоперы и другие игроки рынка недвижимости строят свои модели прибыли и инвестирования. Соглашаясь отдавать свои данные, мы дарим корпорациям ценный актив и закладываем основу для их капитала. Более того, чем больше данных сосредотачивается в руках одной компаний, тем быстрее мы приближаемся к монополизации рынка. Таким образом, частные арендодатели оказываются в уязвимом положении, им не остается места в новом — тщательно выверенном и оптимизированном — рынке.

В итоге, и жильцы, и частные арендодатели, подключенные к платформе, платят дважды: деньгами и информацией, генерируемой при каждой транзакции или запросе на ремонт прорвавшейся трубы. При достаточной изобретательности бизнесмена, данные расширяют возможности платформы по накоплению капитала. Например, через посредников перечень должников может попасть в руки рекламщиков и затем использоваться для таргетированной рекламы микрозаймов.

•

Авторы сборника поставили перед собой цель разобраться, где кроется несправедливость, и определить новый набор цифровых прав на город. Формулирование и защита прав, например, на труд и равенство (equity) — все это проекты в развитии, которые начались с идеи о том, что такие права у нас должны быть. Поэтому если мы хотим получить защиту от негативных последствий грядущих технологических изменений, нам нужно активно заняться сперва формулированием своих прав, а затем их защитой.

Повторяя слова Дэвида Харви, право на город заключается не только в праве на доступ к городским ресурсам, но и в праве изменять город, чтобы впоследствии менять самих себя. Если мы не возьмем на себя ответственность за цифровые изменения в городе, то они возьмутся за нас.