Весной 2021 года четверых редакторов и редакторок студенческого журнала DOXA обвинили в «вовлечении несовершеннолетнего в совершение действий, представляющих опасность для жизни несовершеннолетнего». Поводом стал видеоролик, в котором редакция выступила в поддержку студентов-участников мирных акций протеста и заявила, что «молодость все равно победит». С апреля Алла Гутникова, Армен Арамян, Володя Метелкин и Наташа Тышкевич находятся в условиях, приближенных к домашнему аресту. Им грозит до трех лет тюрьмы.
В знак солидарности с коллегами сверхновая подготовила материал об электронных браслетах для обвиняемых и осужденных. Рассказываем о том, как бихевиоризм и человек-паук связаны с появлением этих браслетов, почему многие считают их клеймом и как им на смену может прийти геймификация.
•
«Сказали, что опоздала на минуту»: как устроен электронный мониторинг в России
Электронные браслеты для мониторинга стали экспериментально применяться в России с 2009 года. Их широкое применение началось после того, как в начале 2010-х президент Дмитрий Медведев ввел новую меру наказания — домашний арест. Сегодня браслеты надевают на осужденных, отбывающих наказание в виде ограничения свободы, а также на подозреваемых и обвиняемых, находящихся под домашним арестом.
На 1 января 2020 в России было больше 28 тысяч приговоренных к ограничению свободы. 17% из них, по данным издания Legal Report, носили браслеты. А среди фигурантов уголовных дел под домашним арестом браслеты были у 96% (издание не указывает их точное число).
Российская система наблюдения за осужденными и обвиняемыми, созданная в 2011 году, называется СЭМПЛ. Расшифровывается это сокращение как «система электронного мониторинга подконтрольных лиц». СЭМПЛ состоит из нескольких устройств.
Сам браслет сделан из легкого пластика или резины и напоминает фитнес-трекер. Внутри — электроника с программным обеспечением. Браслет круглосуточно передает сигналы на базовую станцию, которая иначе называется стационарное контрольное устройство (СКУ). Прибор работает от розетки и напоминает домашний телефон, но на нем всего четыре кнопки: одна для включения/выключения питания, одна для вызова экстренной помощи и две для общения с ФСИН (Федеральной службой исполнения наказаний), которая как раз и наблюдает за подконтрольными лицами.
Если сигнал есть — значит, носитель браслета находится в пределах установленной зоны, которая составляет примерно 100 метров. Если человек выйдет за ее границы, система пошлет сигнал инспектору, курирующему подконтрольного. Если поднадзорный быстро не вернется в зону, по которой может передвигаться, за ним пожалует группа из ФСИН.
Тем, кому разрешено выходить из дома, выдают еще и мобильное контрольное устройство (МКУ), отдаленно напоминающее смартфон. Этот прибор отслеживает местоположение по системам ГЛОНАСС и GPS. Используется он, когда поднадзорный находится там, где не действует стационарная система.
Система наблюдения может включать в себя и некоторые другие приборы, например ретранслятор. Подробнее о ее устройстве и работе можно почитать здесь.
Браслет обычно крепят на лодыжку. Если его ремешок разрезать, то инспектору поступит сигнал. Кроме того, в браслете есть термодатчик. Если он перестанет регистрировать тепло тела, это будет воспринято как попытка снять браслет.
Поскольку браслет рассчитан на температуру до 100 градусов и герметичен, это позволяет подконтрольным принимать ванну. Правда, если ванна из чугуна, сигнал может пропасть — что соответственно, вызовет подозрения инспектора.
За нарушение целостности браслета или попытки помешать его работе, а также если выйти за пределы обозначенной зоны, домашний арест могут заменить более строгой мерой пресечения.
Оборудование в доме поднадзорного устанавливают сотрудники ФСИН, которые обычно сопровождают его домой после избрания меры пресечения в суде. Они же закрепляют браслет на ноге. Вот как рассказывает об этом астроном Сергей Масликов, который провел под домашним арестом четыре месяца по обвинению во взятках:
«Длину ремешка инспектор подобрал так, чтобы браслет не давил, но, в то же время, его нельзя было снять с ноги. <...> К браслету прилагается блок [то есть МКУ — прим. сверхновой], размером побольше сотового телефона. <...> Если я куда-то иду или еду, то должен брать его с собой. <...> В квартире также устанавливается телефонный аппарат — базовая станция. <...> Возможно, телефон нужен еще потому, что внутри квартиры блок не принимает сигнал спутника (только на балконе). Я должен следить за зарядкой блока и телефона. Об их состоянии сигнализируют мигающие светодиоды».
Масликов признается:
«Немного настораживают микрофоны, которые, наверняка, имеются в этих блоках. Поэтому при разговоре держусь от них подальше».
А вот как описывает свою жизнь с браслетом редакторка DOXA Алла Гутникова: «Если я гуляю пешком, я обычно возвращаюсь домой заранее. Но бывало так, что я ехала откуда-то на такси и попадала в пробку. Приходилось выходить на светофоре и бегом бежать домой. Однажды я очень спешила и забежала домой прямо перед тем, как закончилось время разрешенной прогулки. Но потом ко мне пришли и сказали, что я опоздала на минуту».
Впрочем, угроза более строгого наказания за опоздания — не единственная неприятность жизни с браслетом. Сергея Масликова например, предупредили, что за потерю МКУ ему придется заплатить около 100 тысяч рублей.
Масликов комментирует: «Года два-три назад, когда браслеты только появились, бывший руководитель ФСИН Александр Реймер пытался нагреть на них руки. Он поднял себестоимость комплекта с 20 до 100 тысяч рублей, а разницу делил с поставщиками». В 2017 году Реймера и его партнеров признали виновными, а в 2018 взыскали с них больше 2 миллиардов рублей.
Бихевиористы, ракеты и человек-паук: история электронных браслетов
Идея создания электронного мониторинга принадлежит двум выходцам из Гарварда Роберту и Киркланду Швицгебелям (позднее они сократили фамилию до «Гейбл»). В 1960-е разработчики технологии вдохновились лекциями знаменитого психолога-бихевиориста Берреса Фредерика Скиннера. Скиннер рассматривал поведение человека как реакцию на внешние стимулы и важную роль в закреплении привычек отводил положительному подкреплению — то есть поощрениям.
«Его лекции казались мне очень скучными — он слишком много рассказывал о своих экспериментах с голубями — но его идеи, тем не менее, заинтриговали меня», — вспоминает Роберт Гейбл.
Желая проверить теорию Скиннера на практике, братья Гейблы набрали на улицах Кембриджа в штате Массачусетс команду испытуемых из «трудных» подростков. Гейблы хотели снизить вероятность того, что они совершат преступление, своевременно поощряя их положительное поведение. Для этого братьям нужно было наблюдать за испытуемыми в «естественной» для них среде, среди сверстников, «а не когда они отчитывались в штабе проекта». «Так мы и пришли к идее электронного мониторинга», — пишет Гейбл.
Для реализации этой идеи братья тогда использовали военное оборудование для слежения за ракетами. В 1965 году брат Роберта Киркленд запатентовал изобретение. Однако новшество не прижилось и на долгие годы было забыто.
В 1982 году похожая идея пришла в голову окружному судье из штата Аризона Джеку Лаву. Его, впрочем, заботила не помощь трудным подросткам, а переполненность тюрем. Вдохновил его, в частности, комикс про человека-паука, в котором злодей нацепил на супергероя браслет, позволявший по радару следить за его локацией. Лав нашел технарей, способных воплотить в жизнь эту идею, — и вскоре электронные браслеты для домашнего ареста стали американской реальностью.
Уже к 1987 году в США насчитывалось около 4500 правонарушителей с браслетами на лодыжке. А в 2002 году даже вышел фильм, героиня которого на протяжении всей истории пыталась избавиться от такого устройства. К 2015 году американские правоохранители наблюдали за более чем 125 тысячами людей с электронными браслетами. Кроме того, системы электронного мониторинга хотя бы в тестовом варианте были внедрены в большинстве стран Европы.
Технология, которую изначально задумывали для помощи людям, превратилась в инструмент наказания. Одна из главных проблем этих устройств заключается в том, что электронные браслеты лишь способствуют подавлению нежелательного поведения настоящих преступников, но не меняют их скрытую мотивацию, заключает Гейбл. Но это только один из недостатков этих пенитенциарных гаджетов.
Поломки, стигматизация и преследование активистов: почему электронные браслеты — это проблема
По-настоящему опасных преступников браслет не способен удержать от нового злодеяния, считает Гейбл. «Десятки убийств в США были совершены людьми под наблюдением», — пишет он. В штате Колорадо, например, поднадзорный срезал браслет и убил сначала доставщика пиццы, а затем начальника тюрем штата.
Другой, довольно банальный недостаток этой системы — техническое несовершенство. «Это центр мониторинга. Вы покинули зону заключения. Есть ли у вас разрешение на выход из зоны?» — такое сообщение услышал из-под одеяла один американский поднадзорный, который просто спал в своей постели. Система неправильно определила его местоположение.
То же самое произошло с американской журналисткой Джуд Джофф-Блок, которая носила браслет в качестве эксперимента. Хотя Джофф-Блок была в кровати, система указывала на то, что журналистка находится за пределами дома. Британская The Guardian пишет о тысячах таких ложных срабатываний.
Российские браслеты работают не лучше. На ложные сигналы от браслетов жаловалась, например, фигурантка дела «Оборонсервиса» Евгения Васильева. По словам ее адвоката, иногда ФСИН приезжала с проверками по пять раз в день.
Сергей Масликов тоже рассказывал о неполадках: «Однажды с блоком что-то случилось, надзирающие за мной потеряли его сигнал. <...> Пришлось вынести его на балкон, чтобы он поймал сигнал спутника и стал видимым для инспектора».
Одна из собеседниц «Ленты.ру», прошедшая через домашний арест, рассказала, что ей трижды меняли браслет из-за поломки. А фигурант дела «Нового величия» Сергей Гаврилов и вовсе сбежал из-под домашнего ареста за границу, когда браслет перестал работать.
Адвокат бюро «Бартолиус» Сергей Гревцов считает, что система мониторинга в России «работает из рук вон плохо».
«Были случаи, когда эта аппаратура — ее привезли, ее включили — постоянно давала сбой, давала сигнал, что лицо покидает помещение. Ему звонили, а он говорит: „Я не покидаю, я вот по стационарному телефону беру трубку, я дома нахожусь“», — говорит Гревцов.
Опрос 80 региональных начальников ФСИН, проведенный в 2015 году, показал, что эффективность СЭМПЛ «находится пока на недостаточно высоком уровне». Отмечались частые поломки и отсутствие запасных расходных материалов. Кроме того, опрошенные указывали на невысокий уровень подготовки сотрудников, работающих с системой, и низкое качество ПО.
С тех пор, правда, СЭМПЛ модернизировали, в частности продлив срок службы с трех до семи лет. Однако, по данным Минюста, на конец 2020 года число исправных систем составляло от 57% до 78%.
О неисправностях браслета сообщала, например, участница студенческого журнала DOXA Алла Гутникова: «Я принимала ванну, и потом мне сказали, что я якобы куда-то отлучалась в 10 вечера — думаю, браслет под водой перестал передавать сигнал».
Кроме того, жизнь с гаджетом, постоянно прикрепленным к ноге, попросту неудобна. Например, с браслетом на ноге может быть трудно надеть высокие сапоги. А американская правозащитная организация Equal Justice Under Law рассказывала об онемении ног и появлении рубцов от браслетов. Кроме того, американским поднадзорным приходится по два часа сидеть у розетки, чтобы зарядить гаджет.
Впрочем, Алла Гутникова, например, призналась, что сам браслет ей «особых мучений не доставляет». Впечатления Сергея Масликова схожи. Тем не менее устройство причиняло ему психологический дискомфорт: «Браслет весит очень мало. Это не кандалы, которые раньше таскали на ногах каторжники. Однако наличие постороннего предмета на ноге временами кажется неестественным и поэтому раздражает».
В США к этим проблемам добавляется то, что браслеты выдают не бесплатно. За установку, по словам Роберта Гейбла, берут от 100 долларов (по данным Equal Justice Under Law — от 175 до 200). Кроме того, приходится вносить еще и ежедневную плату от 5 до 20 долларов (согласно Equal Justice Under Law — от 5 до 40). Причем предоставлять оборудование может не только государство, но и частные компании. Надзор превратился в прибыльную индустрию, посягающую на гуманистические ценности, заключает Гейбл.
Ирония в том, что браслеты — это средство гуманизации наказания.
Их применение соответствует духу «Токийских правил» — документа, который был принят ООН в 1990 году и призывал к применению наказаний, альтернативных тюремному заключению. Россия использует электронные браслеты именно потому, что взяла на себя обязательство выполнять эти правила.
«Отказаться от браслета можно, тут выбор за осужденным: ему решать, где отбывать наказание — дома в кругу родных и близких или в колонии», — говорил в 2009 году тогдашний руководитель пресс-службы ФСИН Валерий Зайцев.
Электронный надзор, по выражению The Guardian, действительно выглядит как «заманчивая альтернатива тюрьме». Однако для многих надзор оказывается не менее жестоким наказанием, чем заключение в камере. «Это как веревка вокруг шеи», — сказал The Guardian поднадзорный из США Уиллард Бертс. Другие сравнивают браслет с шаром на цепи, которые прикрепляли к рабам в колониях Британской империи. А независимый исследователь интернета Александр Исавнин в разговоре со сверхновой называет его «позорным ошейником».
И проблема даже не в физических ограничениях и постоянном наблюдении: электронный браслет стигматизирует человека, считают в Equal Justice Under Law.
В США многим людям с цифровыми браслетами, хотя и не запрещают работать, но отказывают в трудоустройстве. А поскольку за браслет приходится платить большие деньги, это загоняет поднадзорных в долги. То есть технология, которая придумана, чтобы человек был менее изолирован от общества, в итоге все равно способствует социальной изоляции.
В России же электронные браслеты нередко фигурируют в делах, которые приобретают широкую общественную огласку. Часто эти дела воспринимаются как политически мотивированные. Помимо редакторов DOXA, браслеты надевали на фигурантов «санитарного дела», блогера Егора Жукова, журналиста Ивана Голунова, режиссера Кирилла Серебренникова, политика Алексея Навального. Последний, кстати говоря, в 2015 году демонстративно разрезал браслет.
Некоторые считают, что домашний арест и электронные браслеты власти России используют, чтобы представить участь осужденных и обвиняемых как менее тяжелую.
«Это становится инструментом массового давления на активистов, — говорит IT-эксперт Александр Исавнин в беседе со сверхновой. — Так как это не посадка в тюрьму, это не выглядит неприлично с точки зрения Евросоюза или Совета Европы. Это ограничение свободы: вы ведь не в трудовом лагере сидите, как в Китае. Однако вместе с ограничением коммуникации и интернета на современного человека оно давит как одиночная камера. Но внешний наблюдатель не реагирует на это как на серьезное ограничение прав и свобод».
О том же речь идет и в публикации в инстаграме Аллы Гутниковой:
«я же ненастоящая политзаключенная, говорю я себе. я дома, сплю в своей кровати, ем вкусную еду, в гости приходят друзья, мне даже можно утром выходить на двухчасовую прогулку и ездить в следственный комитет на бауманскую. ну куда я заключена — в четыре стены квартиры? <...>
ноесли всерьез, то у меня забрали мою жизнь. у меня нет ни учебы, ни работы, теперь еще пропал образ будущего. 4 месяца у меня не получается концентрироваться и я устаю от самого маленького дела. <...> не очень уверена, что я вообще все еще существую. меня нет нигде". [Орфография и пунктуация сохранены — прим. сверхновой].
Но есть ли более гуманная альтернатива электронным браслетам?
Смартфоны с GPS и геймификация: что может прийти на смену браслетам
Системы слежения полезны только когда речь идет о людях, которые действительно хотят реинтегрироваться в общество, пишет Deutsche Welle. Электронные браслеты, по мнению издания, могут быть полезны и для того чтобы не подпустить преступника или преследователя к дому жертвы, если человек потенциально способен на насилие.
Для тех же, кто готов к реинтеграции, достаточно будет и смартфонов, в которых есть GPS, считает создатель системы электронного мониторинга Роберт Гейбл. «Технически, можно смело говорить, что ваш сотовый телефон выполняет абсолютно ту же функцию — только с той разницей, что вы его можете снять», — выражает такую же мысль Александр Исавнин.
Вместо стигматизации и тотального контроля следовало бы использовать более человечные методы, считает Гейбл. Например, в приложении First Place for Youth нужно отмечаться, просто делая селфи. А SPROKIT и вовсе геймифицирует процесс надзора. Пользователь должен выполнять «миссии»: например, вовремя приезжать в зал суда. Баллы за задания накапливаются, и по достижении определенных рубежей игрок получает награду, например, подарочную карту для похода в ресторан или даже сокращение срока осуждения. Конечная цель SPROKIT, заключает Гейбл, — реинтегрировать человека в общество за счет поощрений.
Другие сторонники реформы надзора за преступниками и подозреваемыми тоже призывают сфокусироваться на реабилитации и реинтеграции, пишет The Guardian. Деньги, которые расходуются на электронное наблюдение, можно было бы тратить на оказание преступникам психологической помощи и их трудоустройство. Правозащитник Джеймс Килгор заключает: «Карательные технологии не решают коренных проблем, с которыми сталкиваются люди, и причин, по которым они оказываются в тюрьме».