Оригинал: Inka and Niclas. Family Portraits

Кому нужно право на забвение?

Этим текстом мы продолжаем серию материалов о том, что что такое цифровые права (Digital Rights). Отличаются ли они от других прав? Как их соблюдают или нарушают государства, корпорации и мы с вами? Подразумевает ли запись встречи в зуме нарушение тайны переписки? Есть ли у каждого человека на Земле право на доступ к интернету? Можем ли мы не пользоваться «умными» устройствами и не платить в метро лицом, если мы не хотим? Как всегда, у нас много вопросов. Авторы этой серии будут искать ответы на самые неочевидные из них.
Что лучше: быть забытым навечно или остаться в истории из-за скандальной репутации? Интернет позволяет делиться личными заметками и фотографиями с большой аудиторией, но не все, что было сказано или сделано в настоящем, хочется сохранить на века. По мнению некоторых пользователей, исследователей и журналистов, взять под контроль свою историю позволило бы право на забвение — то есть право на удаление информации о себе из интернета и баз данных. В каких ситуациях важна возможность «скорректировать» собственное публичное прошлое и в чем проблема дискуссий вокруг права на забвение ― рассказывает Аня Щетвина.

Уже несколько лет я регулярно провожу курсы по исследованиям интернета. Одно из заданий, которое мы иногда делаем с участниками ― это поиск своего первого цифрового следа. Я прошу вспомнить форумы, сайты, платформы, которыми люди пользовались, когда интернет только появился в их жизни. Первым следом может быть собственноручно созданная домашняя страничка (с глиттером и гифками котят), признание в любви к музыканту в чужой гостевой книге, или граффити на стене ВКонтакте. Потом мы встречаемся и обсуждаем чувства, которые сопровождают такое путешествие в прошлое. В прошлое, о существовании которого кто-то уже мог и забыть, или надеялся, что оно давно пропало за многотысячными археологическими слоями других веб-сайтов.

Каждый раз я жду, что люди будут чувствовать неловкость и смущение. Примерно такого же сорта, которое испытываешь, когда мама раскрывает семейный фотоальбом при гостях, и начинает показывать, как голопузый ты ешь арбуз. Или когда признаешься друзьям по электронной музыкальной сцене, что десять лет назад ты фанатела от альбомов Мак$им. В общем, когда неожиданно оказывается: ты в прошлом и ты в настоящем ― это два немного разных человека, и есть следы, которые свидетельствуют об этом различии.

Может быть, мне везет с участниками курсов, но в основном такие задания вызывают ностальгическую сентиментальность и рефлексию изменений в себе, а не смущение. И на вопрос «хотели бы вы что-то удалить», никто не отвечает «да». Может быть, потому что мало кто в жизни помнит тебя таким образом, как это делает интернет, и это по-своему ценно.

Помимо сентиментальных чувств цифровые следы могут вызывать и другие. Интернет ― публично-приватное пространство, и в отличие от семейного фотоальбома, доступ к вашим старым фотографиям и записям есть у разных людей ― случайных интернет-фланеров, троллей, автоматизированных агрегаторов данных или, например, сотрудников из «центра Э».

Одной из реакций на этот внешний взгляд стали дискуссии о «праве на забвение». В 2016 году был принят GDPR ― закон о защите персональных данных, который в том числе закрепляет за пользователями право менять или удалять данные о себе, собранные различными сервисами (например, Google). О GDPR и аналогичных законах в других регионах мы уже писали, но в контексте темы приватности. Право на забвение, хотя и связано с приватностью, обсуждается и в иных контекстах.

Inka and Niclas. Family Portraits

Зачем удалять информацию о себе

Людям, которые ― как и участники моих курсов ― чувствуют себя комфортно со своим публичным прошлым, опция удаления старых интернет-артефактов, может быть, и не нужна. Но есть множество ситуаций, в которых такой запрос возникает.

Профессиональная репутация

Кейс, с которого началось активное обсуждение права на забвение произошел в 2010 году. Испанский юрист Марио Костеха Гонзалес оказался недоволен тем, что газеты напечатали историю о его долгах и продаже личной собственности. Договориться с газетами не удалось, и Гонзалес обратился в Google с запросом об удалении ссылок, ведущих на эту статью. В 2014 году Суд Европейского Союза обязал Google убрать ссылки из результатов поиска.

Это не последний случай когда «правом на забвение» воспользовались профессионалы и селебрити, чтобы скорректировать свою репутацию. Например, люди, снимавшиеся в порно в 1980-х, а потом сменившие профессию и не ожидавшие, что первые ссылки в интернете с их именем будут выдавать все то же порно. Или селебрити, которые были ложно обвинены в преступлениях, и поисковой запрос показывает в первую очередь материалы о прецеденте, а не новости об оправдании персоны (здесь я принципиально не называю имена и конкретные кейсы, чтобы не потакать ситуации, когда медиа снова и снова обновляют новости, идентичности, репутации, которые конкретные люди хотели бы сделать менее публичными). В новостях можно найти десятки историй об учителях или работниках культуры, которые лишились своей работы, когда работодатели или просто недоброжелатели нашли их фотографии в купальнике, с тусовок или селфи с алкоголем.

Буллинг

Люди часто попадают в смешные или неловкие ситуации. Иногда ― в очень неловкие или по-настоящему стыдные. Делиться таким опытом с друзьями может быть весело, но когда твое видео становится вирусным, а ты сама обретаешь популярность как мем ― это может разрушить жизни. С одной стороны, кто возьмет тебя на работу, если тебя узнают в лицо как агрессивного подростка с того-самого-видео? С другой, нередко мемы и вирусные видео связаны с подростками, и их популярность приводит к буллингу. Если ты выглядишь смешно и глупо, то ты уже в слабой позиции и можешь быть легкой жертвой. Буллинг, связанный с мемами, бывает сложно контролировать через удаление материалов ― люди просто продолжат копировать файлы и выкладывать их на других платформах. Тем не менее, желание иметь «право на забвение» в этом контексте тоже довольно очевидно.

Политические преследования

Для российского контекста в последние несколько лет, к сожалению, становится актуальным удаление цифровых следов в качестве защиты от действий государства. Лайки, репосты и сохраненные картинки ― почти что угодно может оказаться основанием для вменения административного правонарушения. Недавний пример ― кейс Алексея Глухова, которого судят за твиты, комментарии и ссылки пятилетней давности, находя в них абсурдные поводы для обвинения. Сам Глухов связывает эти обвинения с тогда еще не прошедшими выборами в Госдуму или потребностью силовиков показывать рост раскрываемости.

«Мне, конечно, после этого всего пришлось какие-то титанические усилия [приложить], чтобы вычистить фейсбук, — признает он. — Удалить почти все посты, в хронике там остались только рыба, грибы и дети. Надеюсь, это безопасный контент».

Смена идентичности и болезненные воспоминания

Более простой, но неочевидный пример ― удаление информации, которая вызывает в памяти болезненные воспоминания. Например, люди с гендерной дисфорией удаляют старые посты после трансгендерного перехода. Представьте, что алгоритм фейсбука предлагает вам посмотреть на то, что было с вами десять лет назад, и выдает в красивой рамочке фотографию, на которой вы в состоянии гендерной дисфории и на краю суицида.

Цифровое не-влечение

Иногда желание удалить информацию из интернета может быть более радикальным. Для описания этого явления исследователь Ади Кунцман предлагает концепцию «цифрового не-влечения», подразумевая желание, право, возможность выйти из интернета совсем, не иметь цифровых следов. Не-пользоваться интернетом не так просто. Например, удалить свой профиль в фейсбуке. Теро Карпи описывает разные стратегии, которые применяют пользователи, вплоть до арт-проектов. Например, сервис Seppukoo.com удалял ваш аккаунт, рассылая «предсмертную записку» друзьям и создавая мемориальную доску в память о профиле.

Продажа данных и «социальный рейтинг»

Наверное, самая очевидная и обсуждаемая причина, по которой люди хотят удалить информацию ― это сбор и аналитика персональных данных, о чем мы уже писали. Итальянский правовед Алессандро Мантелеро отмечает парадокс ― IT-компании, которые поддерживают онлайн-сервисы, продвигают идею, что делиться информацией о себе ― это по умолчанию нечто хорошее и желанное. С другой стороны, информация собирается и анализируется рекламодателями, страховыми компаниями, HR-агентствами.

Не все согласны с тем, что право на забвение ― хорошая идея

Право на забвение оказалось очень противоречивой идеей, в первую очередь из-за того, что оно будто бы подрывает привычные для масс-медиа и журналистики ценности.

Одна из задач медиа ― освещать значимые события в обществе, культуре и политике. В какой момент освещение происходящего оказывается нарушением прав на приватность отдельных их участников? В какой момент личная деятельность человека или группы оказывается достаточно значимой, чтобы считать ее публичной, а не приватной? Граница здесь оказывается зыбкой, и некоторые журналисты говорят, что сам разговор о ней работает на ограничение свободы слова, а значит, подрывает основы демократии.

По словам Тессы Майес из The Guardian, права должны овеществлять принципы отношений между индивидом и обществом, тогда как «право на забвение» делает вид, будто этих отношений нет вовсе. Авторы Electronic Frontier Foundation назвали законодательные акты, связанные с правом на забвение, цензурой, которая подрывает свободу самовыражения. Исследователь Лучиано Флориди иронизирует, что скоро сервера в Северной Корее будут содержать больше информации, чем европейские. Он критикует законодательство, поддерживающее право на забвение и замечает, что дело в социальных нормах ― может быть, через несколько лет, когда интернет станет неотъемлемой частью жизни людей с детства, смешные или эротические посты в интернете, старые новости и посты о постыдном станут нормой для каждого из пользователей.

Кажется, все упирается в вопрос о том, что считается приватным, а что — публичным. Будто бы главный вопрос ― как провести границу, чтобы защитить свое право на приватность, и не переписать историю при этом.

Inka and Niclas. Family Portraits

Две проблемы, которые эта критика не учитывает

Первая проблема ― вопрос о границе между публичным и приватным сформулирован как приоритетный, как будто бы можно найти универсальный баланс между тем, что можно удалить, а что важно для истории.

Однако в основе этих дискуссий лежат разные ценности и разные видения интернета — из-за чего идея универсального правила кажется несколько утопичной. Критики идеи права на забвение в США понимают интернет через горизонтальные метафоры интернета как цифрового пространства, а точнее ― электронного фронтира. STS-исследовательница (расшифровывается как Science & Technology Studies, то есть исследования науки и техники — прим. сверхновой) Салли Уайет описывает эту метафору как один из ключевых, исторических способов понимать интернет в США. Она представляет себе интернет как новое пространство для освоения, проявления себя и своей свободы, каким когда-то был Дикий Запад. Свобода действия и самовыражения, (а еще прозрачность действий людей, находящихся у власти) ― базовые основания счастливой (или просто «правильной») жизни общества. Интернет оказывается новой площадкой для проявления свободы и обеспечения прозрачности ― в частности, за счет журналистской деятельности.

В Европе история другая ― еще до принятия решения по кейсу Гонсалеса в Европейском суде существовало понятие le droit à l’oubli (то же право на забвение ― но на французском), которое в первую очередь было направлено на реабилитацию людей, совершивших преступление: у каждого должен быть второй шанс, без обязательства вечно носить клеймо прошлого. В формулировках сторонников права на забвение интернет — это отнюдь не нейтральная горизонтальная площадка для разворачивания общественных отношений. Интернет состоит из конкретных корпораций, и проблема права на забвение в действительности касается отношений между этими корпорациями и индивидом. Европейские законодатели приоритезируют право на то, чтобы быть в тени, на спокойную и счастливую жизнь здесь и сейчас. Участники дискуссии из США приоритезирует прозрачность и историю. Может быть это некоторая натяжка ― разделять стороны дискуссий по геополитическому признаку, но как минимум эти две позиции, связанные с конкретными традициями, можно выделить достаточно четко, и не важно, человек с каким гражданством и биографией их защищает.

Несколько упростив, можно сказать, что эта дискуссия упирается в вопрос о том, что должно лежать в основе современного общества — открытость друг другу или уважение к чужой частной жизни? Мне кажется, из-за представления о том, что интернет ― это глобальная технология, мы ошибочно надеемся на универсальное и глобальное решение. Хотя правильный ответ — для каждой комбинации исторических, географических и культурных условий — свой.

Вторая проблема, которую я вижу в этих дискуссиях, это приоритизация разговора о принципах, на которых основано «право на забвение», вместо разговора о контексте, в котором такое право вообще оказывается нужным. Возможно, тут дело в напряжении между «правом на забвение» и списком того, что мы считаем естественными правами человека в Европе, США и за их пределами. «Право на забвение» звучит как претендент на место в этом списке, но претендент обскурный и сомнительный. Однако если мы вернемся к списку причин, из-за которых право на забвение вообще оказывается потребностью, можно увидеть, что в большей части случаев проблема связана с конкретными общественными системами и практиками. Преследования по политическим причинам ― проблема судебной системы, а не интернета. Увольнения с работы из-за эротики в интернете ― проблема защиты прав работников и стигматизации сексуальности. Цифровое не-влечение ― проблема инфраструктур, которые вынуждают людей пользоваться конкретными сервисами, и дизайна онлайн-сервисов, которые не дают людям выйти. Удаление информации о человеке из публичных источников может защитить человека от последствий, но не решает сами эти проблемы.