02 декабря, 2021
Этот текст опубликован до 24 февраля 2022 года.
Джилл Реттберг ― исследовательница цифровой культуры из Норвегии. Она много лет пишет про то, как с помощью технологий люди видят и описывают себя. Последние три года Джилл ведет проект, посвященный машинному зрению в повседневной жизни. Сверхновая поговорила с Джилл о том, что такое машинное зрение, как его изучать, и почему важно читать научную фантастику.
Сверхновая
Ваша самая известная книга — «Увидеть себя через технологии» — посвящена разным видам документирования собственной жизни с помощью цифровых технологий. Недавно вы переключились на исследования машинного зрения. Технологии машинного зрения как будто бы работают только с настоящим моментом «здесь и сейчас», а не длительным лайфлогингом. С чем связана смена вашего профессионального интереса?
Джилл Реттберг
Когда я работала над этой книгой в 2014 году, я анализировала, как люди представляют себя в трех форматах. Во-первых, в письменном, в виде блогов. Во-вторых, в визуальном, например, в формате селфи. И в-третьих, в формате количественных данных, которые производят, например, устройства для селфтрекинга. Идея отслеживания своих количественных показателей тогда была довольно новой.
Работая над книгой, я делала все больше интересных наблюдений. Например, я обнаружила, что селфи тоже тесно связаны с количественным самоописанием. Меня очаровали проекты, в которых люди ежедневно делают автопортреты, а затем объединяют их в видео и получается таймлапс.
Ной Калина, человек, создавший один из первых и самых известных проектов такого типа, занимается этим уже почти 20 лет. Это поразительно. Он уже совсем не молод. Получается, эта технология позволяет нам посмотреть на себя иначе. Это как раз и есть машинное зрение.
Я видела все больше и больше примеров, в которых визуальная самопрезентация пересекалась с количественной репрезентацией или переходила в нее. Позже племянница показала мне Snapchat, и я была совершенно очарована. Я сама начала снимать видео и делала каждый день по одной истории про свои исследования. Вообще, я очень люблю блогинг — как регулярную практику, когда заставляешь себя что-то писать или создавать. У нас все время возникают интересные мысли, но к большинству из них мы не относимся серьезно. Думаю, если написать их в блоге, сделать короткую историю в Snapchat или TikTok, это поможет зафиксировать и развить свои идеи. На мой взгляд, это очень здоровая практика.
Сверхновая
В интернет-исследованиях много обсуждается вопрос о том, как «Я» создается через обратную связь от других людей. Например, идея Зизи Папачариси о Networked Self или недавний текст Аннет Маркхам о том, что нашу ориентацию в интернете можно описать через метафору эхолокации ― мы отправляем сигналы и ждем ответа от других пользователей в надежде, что он поможет нам лучше понять самих себя и свою позиции в онлайн-пространстве. Вы же больше работаете с тем, как сами технологии, их материальность дает нам обратную связь, верно?
Джилл Реттберг
Впервые задуматься о машинном зрении меня заставило, как ни странно, каменное зеркало, которое было создано 8000 лет назад. Оно представляет собой черный камень, обтесанный по краям. Оно круглое и умещается в ладони, а лицевая сторона идеально отполирована. То есть это портативное зеркало, с помощью которого вы можете увидеть свое собственное лицо. И держали его, видимо, примерно также, как мы сейчас держим телефон. Есть что-то такое в этой тесной связи между людьми и технологиями, что меня совершенно очаровывает. Мы используем технологии, чтобы увидеть себя, при этом в процессе с нами происходит что-то еще.
Очевидно, что человек создал этот камень, и что человек держит и использует его. Не то, чтобы камень сделал сам себя. В то же время тот факт, что у вас есть каменное зеркало, влияет на то, что человек вообще способен сделать. В 90-х, если бы я сказала, что каменное зеркало меняет человека, меня сразу же назвали бы технодетерминистом. В моде тогда были исследования технологий как культурного и социального конструкта. Я считаю, что важно изучать одновременно и социальные, и материальные аспекты, а также — что технологии на самом деле делают с нами. Есть много хороших недавних исследований, которые описывают ассамбляжи между людьми и технологиями. Например, книга Джейн Беннет «Яркая материя: политическая экология вещей» (“Vibrant Matter: A Political Ecology of Things”) или книга Н. Кэтрин Хейлс «Незнание» ("Unthought"), в которой она описывает виды технологической агентности и то, как люди и технологии соединяются в разные «когнитивные сборки», как она их называет. То есть бинарная оппозиция между культурным и технологическим детерминизмом уже не работает. Все устроено намного сложнее.
Сверхновая
Мне очень интересно, почему вы выбрали именно эту фразу. С одной стороны, «машинное зрение» ― метафора, ведь машины не видят так же, как люди. Кроме того, вы вводите этот термин как культурную категорию, а не только техническую, и мне это кажется очень важным нововведением.
Джилл Реттберг
У Фридриха Киттлера есть известная книга под названием «Оптические медиа», написанная в конце 1990-х годов. В ней он дает исторический обзор разных оптических медиа и их роли в культуре, но останавливается на компьютерах. И для эпохи компьютеров я хотела придумать новое, гениальное название ― «визуальные данные». Звучит красиво, правда? На самом деле это слово совсем не работает. Оно должно включать в себя, например, инфракрасное и ультрафиолетовое излучение и другие волны, которые человеческий глаз не умеет так просто распознавать — в отличие от технологий. Но тогда возникает вопрос, почему мы представляем ультрафиолет как свет и нечто визуальное, а звуковые волны — нет? Ведь для компьютеров и то, и другое ― просто данные. То, что мы называем визуальными данными, в беспилотном автомобиле на самом деле представляет собой целую смесь: детекторов движения, датчиков движения, LiDAR, данных GPS и многого другого. Когда все это появляется в визуальном формате на экране водителя, может показаться, что человек видит то же, что и машина, хотя на самом деле она-то «думает» о данных как о нулях и единицах. Так что слово «зрение» — тоже очень сомнительное. Тем не менее, это еще и технический термин. Компьютерщики говорят либо о компьютерном зрении, либо о машинном зрении, подразумевая, например, технологию распознавания лиц.
Что касается слова «машина», оно лучше подходит для разговора о культуре, чем «компьютер». Первое позволяет мыслить исторически. В начале проекта я была очарована телескопом Галилео Галилея — его тоже можно назвать машинным зрением, хотя он и не цифровой. Телескоп позволил Галилею увидеть изгиб Луны, и это, как предполагается, положило начало Эпохе Просвещения и научному методу, отходу от взгляда на мир, в центре которого находится Бог.
Чтобы создать телескоп, Галилею нужны была два вида машинного зрения. Во-первых, стеклянные линзы. Эта технология была уже хорошо развита, люди носили очки. Во-вторых, он должен был знать о перспективе в живописи. Обычно о ней не говорят как о технологии, но по сути перспектива ― это алгоритм, разработанный художниками, чтобы изобразить трехмерное пространство на двухмерном. Когда Галилей смотрел на Луну через стеклянные линзы, он знал о перспективе — это помогло ему понять, что означают тени и как увиденное им изображение выглядит в трехмерном пространстве. Выходит, что причиной научной революции могло стать машинное зрение.
Научный метод в целом часто основывается на наблюдении за объектами ― с помощью микроскопов, рентгеновских лучей и т. д. Интересно, что произойдет в нашей культуре с новыми видами визуальных технологий — гораздо более противоречивыми и открытыми для различных интерпретаций и использований.
Сверхновая
В своих текстах вы также часто упоминаете очень личные истории ― о себе и своих детях. Помогает ли такой стиль анализа и письма лучше понять машинное зрение?
Джилл Реттберг
Когда я только поступила в аспирантуру, я пыталась писать так, как мне казалось, должны писать люди в академических кругах. Выходило ужасно. А потом я начала много читать о силе личного голоса в тексте и стала больше экспериментировать со стилем. Ведение блога помогло мне развить тот стиль письма, который, как я чувствовала, был моим, я не чувствовала его фальшивости.
Этот метод помогает понять роль машинного зрения, потому что я могу одновременно анализировать свой опыт использования технологии и критически анализировать саму технологию. Или наоборот, я могу критически разобрать свой опыт, одновременно рассказывая про технологию. Когда я писала книгу, я купила маленькую камеру под названием «Нарратив», которую можно прикрепить к своей рубашке. Она делает снимок каждые 30 секунд. Я экспериментировала с камерой и обсуждала результаты со своей дочерью, которой тогда было 6 лет. Получилось очень продуктивно. Не уверена, что результат был бы лучше, если бы я дала камеру другим людям, а потом провела с ними интервью, хотя иллюзия объективности могла бы появиться.
Мое первое образование ― теоретик литературы, поэтому мне пришлось придумывать мосты между анализом эстетических объектов и анализом опыта. Нельзя анализировать просто текст, не анализируя действие. Так и получилось, что мой метод складывается из моих экспериментов и своего рода автоэтнографии.
Сверхновая
Экспериментальные гуманитарные науки!
Джилл Реттберг
Да, можно так это и назвать.
Сверхновая
Для анализа машинного зрения в повседневной жизни ваша группа собирает открытую базу данных разных произведений искусства, которые рефлексируют или используют машинное зрение. Не могли бы вы рассказать чуть подробнее о базе как о методе?
Джилл Реттберг
Мы объединили несколько методов. Один из них — это личный автоэтнографический подход, который сочетает в себе анализ моего собственного опыта и анализ технологии как объекта. Второй метод основан на цифровых гуманитарных науках, это база данных.
Есть много проблем с эпистемологией базы данных. Когда мы собираем и классифицируем информацию, есть риск, что она окажется запертой внутри собственной категории. Это то, что западная наука сделала, например, с классификацией животных и растений. Такая строгость разделения работает не со всеми типами знаний, возможно, особенно плохо с объектами интереса гуманитарных наук. Тем не менее, классификация дает нам новые возможности, например, «дальнее чтение» ― когда вы смотрите сразу на большое количество информации и видите паттерны, которые незаметны при внимательном глубоком чтении.
White Dwarf Productions
Чтобы иметь возможность для дальнего чтения, для каждого художественного произведения мы сделали тэги, описывающие, что разные агенты делают в разных ситуациях. Агенты могут быть персонажами романа, технологиями (например, «распознавание лиц» может быть агентом), или объектами — например, правительством или окружающей средой. Затем для каждого из персонажей мы отметили очевидные элементы их репрезентации ― пол, сексуальную ориентацию, расу или этническую принадлежность. Конечно, в художественных произведениях такие категории не всегда очевидно прописаны, но если они есть, мы это учли. Это важно, чтобы понять, как в воображении людей машинное зрение работает для разных социальных групп, подходит ли оно одним группам лучше, чем другим.
Мы пока не делали сами исследований такого рода, но есть интересное пилотное наблюдение. Мы смотрели на действия, которые с помощью машинного зрения совершают персонажи мужского и женского гендера в произведениях искусства. И оказалось, что мужчины чаще всего убивают. Женщины убивают мало, а в основном используют машинное зрение для коммуникации.
Сверхновая
Работая с машинным зрением как частью повседневной жизни, ваш проект исследует разнообразные культурные продукты, ― искусство, игры и нарративы (романы, фанфики, городской фольклор). Почему вы решили взглянуть на технологию именно с этой точки зрения?
Джилл Реттберг
Думаю, искусство, игры, нарративы и популярная культура в целом — крайне важные способы осмысления новых технологий и изменений в обществе. Литература и искусство задают фундаментальные вопросы: «Кто такой я? Кто такие мы? Чем мы хотим быть? Чем мы не хотим быть? Что мы будем делать, если произойдет Х?»
В последние годы научная фантастика опять набирает популярность. Мне кажется, это отчасти происходит из-за новых технологий, которые требуют рефлексии. Научная фантастика на Netflix, романы или видеоигры помогают нам сживаться с этими технологиями — как индивидам и как обществу в целом. Художественные произведения, которые вносят вклад в дискуссии о технологиях, важны для понимания духа эпохи.
То, что происходит в художественных произведениях, может сильно отличаться от реальных практик машинного зрения в повседневной жизни. Например, когда человек играет в видеоигру за героя-робота. Или возьмем литературу. В романе Аннали Ньювиц, под названием «Автономный», один из главных героев ― робот-убийца по имени Паладин. Сначала Паладин определяет себя как мужчину, но постепенно это меняется, и робот начинает думать о себе как о женщине, которая к тому же влюблена в своего владельца. Повествование в романе ведется от лица этого самого персонажа. Здесь задействован старый литературный прием под названием «остранение» — текст написан с неожиданной для читателя точки зрения. Виктор Шкловский впервые применил этот термин в статье о рассказе Толстого, где повествование велось от лица лошади. Влюбленный робот-убийца ― это интересная точка зрения. И я нахожу все больше и больше подобных романов и игр. Получается, что мы учимся сочувствовать умным машинам и смотреть с их позиции.
Подборку научной фантастики, кино и видеоигр, которые используют и обсуждают машинное зрение, можно найти в открытой базе данных художественных произведений.
