Этот текст опубликован до 24 февраля 2022 года.

Текст впервые был опубликован 24.06.21 на «Ноже»

Синонимична ли анонимность отсутствию имени? Можно ли сохранить приватность в интернете? Почему интеллектуальные системы, использующие анонимизированные данные, принимают расистские решения? Над этими и другими вопросами размышляют авторы «Книги об анонимности» (Book of Anonymity), которая недавно вышла в калифорнийском издательстве punctum books. Пересказываем самые интересные моменты из сборника.

Книга как калейдоскоп

«Анонимность» — весьма размытое понятие: его значение сильно зависит от контекста, в котором оно употребляется. Редакторы «Книги об анонимности» это хорошо понимают и сразу сообщают, что не стремились создать целостное повествование и расставить все точки над «i». В предисловии к ней говорится: перед вами — калейдоскоп, а значит, вы увидите множество трактовок и точек входа в тему. «Цвета соединяются, но не смешиваются». В издание вошли самые разные тексты — от эссе антропологов и социологов до стихов и документации художественных проектов.

Составители сборника выделяют семь точек зрения на анонимность. Во-первых, можно рассмотреть набор конкретных техник, алгоритмов или средств, за счет которых анонимность достигается. Во-вторых, под анонимностью понимают определенный образ жизни и мышления. Разумеется, такой тип поведения и взгляд на мир влечет за собой некоторые последствия: желательные и нежелательные, неизбежные и случайные — из этого вырастает третий подход к проблеме. Четвертый связан с философским термином «режим» (Collier & Lakoff), под которым подразумевают «манеру, метод или систему управления, имеющую определенные обоснования и критерии успешности». Пятый — с понятиями «время» и «дискретность»: как мы вообще определяем, где заканчивается анонимность? Быть может, правильнее говорить о ней как о градиентном или фрагментарном состоянии, когда в публичном доступе находится лишь часть информации? Доступность данных — шестой ракурс разговора об анонимности. А в рамках седьмого подхода разбираются отношения между условным плащом-невидимкой, человеком, под ним укрывшимся, и тем, кто пытается обнаружить и скинуть этот плащ.

Многие эссе похожи на начало большого исследования: в них лишь намечена траектория, но куда ведет этот путь, еще не ясно. Читая, размышляешь вместе с авторами, нащупываешь собственные трактовки и точки входа в тему. Так получилось и у меня, поэтому подзаголовки в этой статье не привязаны к разделам книги, а отражают мое собственное восприятие проблемы.

Анонимность = разобщенность?

Когда речь заходит об анонимности, наверняка многие из нас представляют себе одинокую фигуру в капюшоне и маске, которая теряется в толпе. Человек без имени всегда одиночка: такой образ сформировала массовая культура. Иногда подобный взгляд соответствует действительности, но некоторые кейсы из книги помогают увидеть абсолютно противоположную картину. Стать анонимом — значит скрыть свой статус и круг знакомств, перестать соответствовать своему общественному положению. Оказывается, это отличная предпосылка для объединения по альтернативным принципам, которые позволяют игнорировать существующие социальные установки. 

Один из примеров такой анонимной солидарности — донорство. В статье «Каста, социальная реформа и донорство крови в Индии» рассказывается о том, как возможность скрыть свое имя помогает преодолеть разрыв между кастами.

Когда речь идет о спасении чьей-то жизни, такие параметры, как социальное положение, достаток, религия и происхождение уходят на задний план.

И не важно, что вы вряд ли сядете за один стол с человеком другого ранга и при встрече пожмете ему руку. Перед лицом опасности все становятся равны. Авторы исследования называют этот феномен «транскатегориальным импульсом».

Причем в Индии данная практика появилась совсем недавно. Вплоть до 1990-х годов была распространена такая форма донорства, как «замещение»: пациенту переливалась кровь членов семьи или родственников. В индийском обществе долгое время считалось, что кровные узы и каста неразрывно связаны между собой. До 1998-го донором также можно было стать за денежное вознаграждение. Сейчас это запрещено законом: последние двадцать лет правительство активно поддерживает безвозмездное анонимное донорство. Хотя в целом кампания в пользу волонтерского донорства оказалась достаточно успешной, «замещение» по-прежнему остается популярным в этой стране.

Исследователи отмечают: преодоление социальных границ становится возможным именно за счет обезличивания доноров, отказа от собственного имени. Таким образом доброволец может приобщиться к гуманистическим ценностям, не предавая при этом многовековые традиции.

Заглядывая в будущее, авторы текста критикуют переливание искусственной крови: по их мнению, когда из акта добровольного пожертвования исчезает субъект, утрачивается и человечность такой практики. Искусственная кровь позволяет не замечать страданий других людей.

Еще один любопытный кейс связан с сетевой средой. Автор эссе «Коллективные удовольствия анонимности» описывает новую форму «безличной близости», возникшую на имиджборде 4chan и в видеочате Chatroulette. Если в современных социальных сетях нельзя скрыть свое настоящее имя, место проживания, вкусы и контакты, то 4chan открывает возможность для перевоплощения.

Радикальная анонимность имиджборда предполагает не столько сокрытие личности пользователя, сколько создание совершенно иного образа.

Здесь каждый может надеть маску Гая Фокса и затеряться в толпе: с 2006 года участники одной из «досок» начали называть друг друга Анонами, а вскоре эта шутка превратилась в один символов коллективной идентичности, или, вернее, антиидентичности. Подключившись к одному из тредов на 4chan, быстро перестаешь понимать, где твой анонимный комментарий, а где — реплики оппонентов. Индивидуальной речи в этом пространстве как будто вовсе не существует.

Chatroulette автор эссе тоже воспринимает как шоу-площадку. Видеочат с незнакомцем располагает к перформативным актам, в тексте приводятся примеры: там говорят собаки, мужчины изображают знаменитых женщин, взрослые ведут себя как подростки. В этом случае анонимность понимается как «освобождение» от самого себя, возможность выступить в другой роли. По сути, 4chan и Chatroulette позволяют даже больше, чем просто примерить новый образ: в анонимном пространстве можно не выбирать себе аватар, то есть избежать необходимости самоопределения.

Совсем другой взгляд на коллективную идентичность представлен в эссе про аутентичность. Возможность высказываться анонимно помогает противостоять предвзятости слушателя, а иногда и исследователя.

Чтобы ориентироваться в сложном и разнообразном мире, мы придумываем категории и классификации. Чаще всего они упрощают нашу жизнь, но в какой-то момент мы рискуем стать их заложниками и перестаем замечать, как сами искажаем поступающую извне информацию.

Из-за привычки обобщать мы оказываемся не способны принять происходящие в мире изменения. По мнению антрополога Рольфа Линднера, такое часто происходит в этнонауках (то есть в науках, изучающих разные народы, сообщества и группы людей): некоторые исследователи настолько ценят культурную аутентичность, что стремятся «заморозить» находящиеся под угрозой исчезновения традиции и языки.

В итоге мы сталкиваемся с экзотизацией Другого и получаем статичный образ сообщества, которое вообще-то развивается, взаимодействует с другими культурами и технологиями и переписывает собственную историю. Автор текста полагает: в такой ситуации анонимность «может стать механизмом для выражения аутентичного мнения». Во-первых, речь от имени группы всегда звучит громче и отчетливее, чем индивидуальное высказывание. Во-вторых, коллективная анонимность помогает донести свое послание до широкой аудитории, не боясь столкнуться с косыми взглядами или агрессией со стороны окружающих. Анонимность дает ощущение безопасности.

И здесь мы подходим к следующей подтеме книги.

Анонимность = безопасность?

Размышляя об анонимности, многие думают в первую очередь о защите собственного имени, адреса и паспортных данных. Однако сегодня совсем не обязательно иметь эти данные, чтобы найти конкретного пользователя. В цифровом мире уникальных идентификаторов гораздо больше, чем мы предполагаем. Более того, как бы тщательно мы ни оберегали свое личное пространство, сетевые привычки и действия друзей и близких мы контролировать не можем. Поэтому, даже если мы сами не делимся личной информацией, есть риск, что торговцы данными всё равно смогут ее достать, изучив нашу сеть контактов.

Согласно исследованию специалиста по кибербезопасности Алана Мислава и его коллег, стоит всего 20% пользователей раскрыть какую-либо свою привычку, интерес или предпочтение, этого будет достаточно, чтобы нейросети смогли вычислить остальных обладателей той же самой характеристики.

В связи с этим исследователи Серж Гутвирт и Пол Херт призываютперейти от защиты персональных данных к защите данных как таковых. По сути, в майнинге данных в ход идет любая информация, характеризующая пользователя и его привычки. Для того чтобы создать цифровой «портрет» субъекта, нет необходимости видеть его лицо, знать имя и возраст по паспорту. Корпорациям куда важнее понимать, какие сайты мы посещаем, что покупаем и где любим гулять. Ведь так проще продавать контекстную рекламу.

На все эти проблемы указывают авторы эссе о больших данных, анонимности и согласии (с. 116–141). Безопасность в интернете для них в большей степени связана с досягаемостью (reachability), а не с возможностью идентифицировать человека. Как показано в тексте, информированное согласие на обработку персональных данных, увы, не самый надежный источник знания о том, как за нами следят и что можно сделать, чтобы обезопасить себя. Предполагается, что оно позволяет узнать, кто собирает наши данные и какие именно, какой объем информации становится известен третьим лицам, а также можно ли отказать компании в доступе к нашим цифровым следам. Вот только подобный документ умалчивает о том, какие еще сведения можно извлечь из истории цифровой активности пользователя. К сожалению, даже если бы сознательные компании были готовы сообщать нам об этом, у них бы ничего не вышло. Насколько глубоко можно копнуть, имея на руках только фрагментарные данные, предсказать заранее невозможно, ведь технологии постоянно развиваются, а базы данных — расширяются.

Однако в перспективе информированное согласие может стать мощным оружием в судебных разбирательствах и помочь пользователю защитить свои права. Правда, для этого кто-то должен взять на себя просветительскую миссию и объяснить людям, что дает документ о согласии на использование компанией их персональных данных.

«Приватность и большие данные попросту несовместимы», — приходят к неутешительному выводу авторы эссе. В частности, исследователи обращают внимание читателей на опасность тирании меньшинства: ни информированное согласие, ни наше собственное цифровое отшельничество не гарантируют, что в сеть не попадет приватная информация.

Достаточно нескольким знакомым хотя бы вскользь упомянуть о тебе или твоем хобби у себя на странице — и всё, ты уже попал в ловушку какой-нибудь IT-корпорации, даже не подозревая об этом.

Еще один неочевидный источник утечки персональных данных — коммерческие генетические тесты и банки доноров. Как показано в эссе «ДНК работает! Объединение генетики и цифрового пространства», благодаря интернету и сайтам, помогающим узнать свою родословную, сегодня вполне реально самостоятельно вычислить «анонимного» донора, пожертвовавшего свою сперму еще задолго до появления цифровых картотек в клиниках.

Всё дело в том, что законодательство в сфере медицины за несколько десятилетий неоднократно переписывалось практически во всех развитых странах — например, до 2005 года в Великобритании анонимность донора обеспечивалась раз и навсегда. После 2005-го ребенок, для зачатия которого использовались донорские клетки, получил право узнать, кто его биологический родитель, по достижению определенного возраста. Правда, на тех, кто появился на свет раньше, действие нового закона не распространяется. То же самое произошло в конце 2000-х в Германии. Выходит, что в данном случае закон об анонимности и доступе к данным должен учитывать интересы обеих сторон — как донора, так и носителя донорских клеток.

Коммерческие генетические тесты и ресурсы типа Ancestry или FamilyTreeDNA позволяют определить свое родство с человеком, который никогда не был зарегистрирован в базе доноров. Если кто-либо из его ближайших родственников однажды сдавал аналогичный тест, платформа тотчас же укажет на наличие в базе данных человека со схожим ДНК. Остается только применить дедуктивные навыки, чтобы через тетю, бабушку или племянника выйти на своего биологического отца. При помощи таких манипуляций одной из героинь эссе удалось вычислить своего «анонимного» родителя.

Анонимность = невидимость?

Анонимность нередко помогает избежать навешивания на нас нежелательных ярлыков, в других случаях она же провоцирует оппонентов на выдвижение некорректных предположений о том, кто скрывается под условным плащом-невидимкой. Иногда догадки на руку скрывающемуся, иногда, наоборот, ставят его в невыгодное положение.

В одном из текстов сборника (Amazonian Flesh: How to Hang in Trees during Strike?) рассказывается о кейсе Amazon Prime: в 2016 году сервис лишил бесплатной круглосуточной доставки несколько районов, где в основном проживали афроамериканцы. Как выяснилось позже, всему виной были обобщения алгоритмов. Точнее, система анализа и классификации данных по принципу соседства — в Data Science так называют кластеры информации с одинаковыми характеристиками. В случае сервисов доставки такое усреднение часто соответствует разделению по районам и привязке к определенному почтовому индексу. Допустим, если ваши соседи не пользуются регулярно услугами какого-нибудь онлайн-магазина, то предпринимателю оказывается невыгодно предоставлять вашему району услугу бесплатной доставки или держать там пункт выдачи товаров.

Иногда кластеры данных создаются с опорой на предпочтения пользователей, а не по принципу географической близости. Но и такая система не лишена недостатков: стоит пару раз поставить лайк какому-нибудь товару или услуге, и сервис начнет выдавать вам рекомендации с учетом вкусов других пользователей, заинтересовавшихся тем же продуктом.

Авторы текста отмечают ироничность ситуации: в эпоху персонализированной коммерции мы всё чаще получаем стандартные опции вместо «эксклюзивных».

Хуже всего, когда общественные предрассудки накладываются на неточность алгоритмов — так дискриминация по расовому, экономическому, гендерному, возрастному или какому-либо иному признаку может стать явлением, навсегда закрепленным в нашей культуре. Исследователи говорят о том, что не стоит безоговорочно доверять статистике и социальной математике, полагая, будто алгоритмы могут быть нейтральными и справедливыми. По их мнению, прежде чем обратиться к вычислениям, стоит задать себе вопрос о том, как именно мы добываем информацию, насколько репрезентативна используемая выборка и справедливо ли предоставлять пользователям сервиса одну и ту же услугу на разных условиях, ориентируясь на какой-то полуслучайный критерий, такой как почтовый адрес, к примеру.

В эссе «Двойная реальность: (не)видимая магия на рабочем месте» речь идет не столько о тотальной анонимизации, сколько о временной маскировке. Авторы предлагают ввести понятие «двойная реальность», чтобы обозначить ситуации, когда человек одномоментно демонстрирует только часть своей идентичности, подобно доктору Джекилу — мистеру Хайду. Допустим, музейный смотритель или охранник в рабочие часы может не только выполнять свои непосредственные обязанности, но и продумывать детали собственного арт-проекта, делать записи в блокноте или читать какую-нибудь книжку. Формально такая параллельная деятельность не нарушает условия трудового договора, и всё же она не вполне соответствует образу примерного сотрудника. Поэтому человек, скорее всего, предпочтет ее скрыть. В этом случае анонимизируется не субъект, а действие.

Похожую тактику используют полицейские в штатском, только тут цель противоположная — притвориться, будто человек не при исполнении. Маскировке полицейских посвящены аж три эссе сборника. В каждом из них раскрывается одна из особенностей подобного поведения и того, как оно играет на руку представителям правоохранительных органов или, наоборот, компрометирует их. Автор одного из текстов утверждает: гражданская форма одежды помогает установить доверительные отношения с подозреваемыми или свидетелями. Полицейского в форме человек в первую очередь воспринимает как обезличенного представителя власти, он не может за ней разглядеть характеристики конкретной персоны, ее моральные качества и профессиональный опыт. 

Проведя несколько дней вместе с полицейским патрулем, автор исследования делает еще одно любопытное наблюдение: когда ты сам оказываешься в компании людей одной профессии или людей, имеющих схожий социальный статус, со стороны тебя воспринимают как одного из членов сообщества.

Сделав такое предположение, знакомые знакомых начинают автоматически тебе доверять. Выходит, ты приобретаешь анонимность по стечению обстоятельств — и такой расклад нередко оказывается удачным.

Формат сборника как нельзя лучше подходит для того, чтобы поближе познакомиться с неочевидными аспектами анонимности. Возможность обнаружить те ракурсы, с которых ты никогда бы не догадался взглянуть на проблему, — едва ли не самая приятная часть чтения в эпоху стремительной цифровизации, подталкивающей нас к жизни в информационных пузырях.